| К оглавлению... | |
|
| |
Комендант суда: Прошу встать, суд идет.
Председательствующий: Судебное заседание продолжается. Прошу подсудимого Пауэрса отвечать на вопросы Генерального прокурора.
Руденко: Подсудимый Пауэрс, я хочу уточнить вопрос о запасном аэродроме в Финляндии. Какой аэродром назвал Вам полковник Шелтон во время полета 1 мая?
Пауэрс: Мне придется поискать название аэродрома. Это тот же аэродром, который упоминается в обвинительном заключении, - Соданкюля.
Руденко: Это для уточнения. Теперь я поставлю вопросы, относящиеся к Вашим полетам до 1 мая. Какие разведывательные задания Вы выполняли, находясь на службе в подразделении "10-10"?
Пауэрс: Я произвел несколько полетов, сейчас точно не помню сколько, вдоль южных границ Советского Союза.
Руденко: Где Вы еще совершали полеты, вдоль границ каких государств?
Пауэрс: Вдоль границ Турции и Советского Союза, Ирана и Советского Союза, Афганистана и Советского Союза и вдоль границ по Черному морю.
Руденко: Я бы хотел напомнить подсудимому Пауэрсу о его показаниях, которые содержатся в томе 4, л. д. 144, английский текст - л. д. 156. Вы указывали тогда в своих показаниях, что в 1956 году Вы сделали один-два полета, в 1957 году таких полетов было 6-8, в 1958 году - 10-15, в 1959 году - также 10-15 и за 4 месяца 1960 года - один или два. Это правильно?
Пауэрс: Да, я действительно это говорил, но цифры эти могут быть не совсем точными.
Руденко: Вы поэтому так и говорили: от 10 до 15. Это, конечно, не совсем точно. Вдоль каких границ Советского Союза Вы совершали эти полеты?
Пауэрс: Именно вдоль тех границ, о которых я упоминал ранее. Помимо "этого, я летал по обычному маршруту.
Руденко: Совершали полеты над Черным морем? Где именно?
Пауэрс: Да, над южным побережьем Черного моря.
Руденко: Совершали ли Вы такие полеты над Каспийским морем?
Пауэрс: Нет, над Каспийским морем я не летал. К югу от Каспийского моря я действительно летал, а над самим морем не летал.
Руденко: А к югу от Каспийского моря действительно летали?
Пауэрс: Да.
Руденко: Имел ли Ваш самолет специальное оборудование во время полетов вдоль границ Советского Союза?
Пауэрс: Да, самолет имел специальное оборудование, но характер этого оборудования мне неизвестен.
Руденко: Какие конкретно объекты интересовали Ваше командование во время этих полетов и какие определенные задачи ставились перед Вами?
Пауэрс: В 1956 году мне казалось, что мое командование больше всего интересовал район Черного моря. После этого интерес командования как будто бы переместился на Восток. Перед одним полетом мне сказали, что, может быть, мне удастся увидеть запуск ракеты. Из этого я заключил, что их интересовал запуск ракет.
Руденко: Производили ли Вы во время этих полетов аэрофотосъемку каких-либо объектов?
Пауэрс: Опять-таки мне это неизвестно, я лишь включал и выключал определенные рычаги.
Руденко: Так же включали и выключали, как во время полета 1 мая?
Пауэрс: Именно так.
Руденко: А Вы убеждены, что 1 мая это включение и выключение рычагов дало свои результаты?
Пауэрс: Да.
Руденко: Производили ли Вы запись сигналов советских радиолокационных станций?
Пауэрс: Сам я такой записи не производил, но, видимо, аппаратура ее производила.
Руденко: Не свидетельствуют ли все эти данные о том, что эти полеты носили разведывательный, шпионский характер?
Пауэрс: Я полагаю, что это были действительно разведывательные полеты.
Руденко: С каких аэродромов самолеты "У-2" летали вдоль границ Советского Союза?
Пауэрс: Аэродром, с которого мне лично приходилось подниматься для этих полетов,- это аэродром в Инджирлике вблизи Аданы.
Руденко: Другие летчики из подразделения "10-10" также совершали такие полеты?
Пауэрс: Да, я бы сказал, что нагрузка между пилотами распределялась довольно равномерно.
Руденко: Вы не можете сказать, сколько летчиков было в подразделении "10-10"?
Пауэрс: 7 гражданских пилотов.
Руденко: Таких же "гражданских", как и подсудимый Пауэрс?
Пауэрс: Да.
Руденко: Какие запасные аэродромы Вам указывались для посадки во время полетов?
Пауэрс: В случае аварии мне разрешалось садиться на любых аэродромах в Иране, Пакистане и Турции.
Руденко: На каких конкретно аэродромах?
Пауэрс: Мне указывались различные аэродромы с данными о длине взлетно-посадочной дорожки и о других особенностях этих аэродромов. Назывались аэродромы в Тегеране, Мешхед - в Иране и Пешавар - в Пакистане.
Руденко: Пешавар в Пакистане, Мешхед и Тегеран в Иране?
Пауэрс: Но этими аэродромами я мог пользоваться лишь в случае аварии.
Руденко: И не только в случае аварии?
Пауэрс: Нет, только в случае аварии.
Руденко: Ведь Вы пользовались аэродромом в Пешаваре и не в случае аварии?
Пауэрс: Это было при совершенно других обстоятельствах.
Руденко: Безразлично. Этот аэродром использовался для полетов над территорией Советского Союза?
Пауэрс: Да.
Руденко: С какими базами поддерживалась радиосвязь во время этих полетов?
Пауэрс: Мы никогда не поддерживали радиосвязи с базами во время полетов, за исключением коротких промежутков времени непосредственно после взлета и перед посадкой.
Руденко: С какими базами поддерживалась радиосвязь?
Пауэрс: Инджирлик, а 1 мая - с базой в Пешаваре.
Руденко: Известно ли Вам, подсудимый Пауэрс, что Вы свой разведывательный полет 1 мая должны были завершить в Будё (Норвегия)?
Пауэрс: Да.
Руденко: А Вам раньше приходилось бывать на аэродроме в Будё?
Пауэрс: Да, я там был однажды и раньше.
Руденко: Когда это было?
Пауэрс: В августе 1958 года.
Руденко: С какой целью?
Пауэрс: Я доставил самолет из Аданы в Будё.
Руденко: Какой самолет?
Пауэрс: "У-2".
Руденко: Тот самолет, на котором Вы летели 1 мая?
Пауэрс: Я не знаю, был ли это тот же самый самолет.
Руденко: Но такой же самолет?
Пауэрс: Да, такой же.
Руденко: Таким образом, Вам был знаком этот аэродром?
Пауэрс: Да, я однажды совершил там посадку.
Руденко: Это был единственный раз?
Пауэрс: Да.
Руденко: Кто-нибудь из подразделения "10-10" находился тогда в Будё?
Пауэрс: Да, меня встретили работники этого подразделения.
Руденко: В Будё?
Пауэрс: В Будё.
Руденко: Вы вылетали с аэродрома в Будё?
Пауэрс: Я улетел с этого аэродрома на обычном транспортном самолете.
Руденко: А другие летчики летали с этого аэродрома?
Пауэрс: Да, пока я находился там, кажется, два полета было произведено с этого аэродрома.
Руденко: На самолетах "У-2"?
Пауэрс: Да.
Руденко: Скажите, пожалуйста, до полета 1 мая Вы посещали базу в Пешаваре?
Пауэрс: Да, однажды.
Руденко: Когда это было?
Пауэрс: Примерно в июне 1959 года, как мне кажется.
Руденко: С какой целью Вы посещали эту базу?
Пауэрс: Опять-таки я и туда доставил самолет.
Руденко: "У-2"?
Пауэрс: Да.
Руденко: С какой базы?
Пауэрс: С базы Инджирлик.
Руденко: Таким образом, в Пешаваре 1 мая Вы очутились не впервые, Вам уже была знакома эта база?
Пауэрс: Да, это был второй случай.
Руденко: Посещали ли Вы базу в районе Висбадена в Западной Германии?
Пауэрс: Да, я бывал там.
Руденко: Как именовалась эта база?
Пауэрс: Она так и называлась - Висбаденская база.
Руденко: С какой целью посетили Вы эту базу?
Пауэрс: Я перегонял туда учебный самолет "Т-33".
Руденко: Сколько времени Вы находились на этой базе?
Пауэрс: Я бывал там несколько раз. Сейчас точно не помню, сколько именно времени занимала проверка этого самолета. Я бывал в Висбадене также во время отпуска.
Руденко: Я выясняю обстоятельства, связанные с самолетом "У-2". Вам приходилось перегонять самолет "У-2" с базы в Западной Германии на базу военно-воздушных сил в США, в Нью-Йорк?
Пауэрс: Нет.
Руденко: А откуда все же приходилось перегонять и какой самолет?
Пауэрс: Мне приходилось перегонять самолет "У-2" с аэродрома Гиблштадт в Нью-Йорк.
Руденко: Гиблштадт - это в Западной Германии. Какой самолет?
Пауэрс: Самолет "У-2".
Руденко: На какую базу?
Пауэрс: Нью-Йорк.
Руденко: У меня пока других вопросов нет.
Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, садитесь. Товарищ адвокат, имеете ли Вы вопросы к своему подзащитному?
Гринев: Да.
Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, прошу отвечать на вопросы Вашего адвоката.
Гринев: Кто Ваши родители и чем они занимаются?
Пауэрс: У меня мать и отец. Мой отец сапожник. Моя мать раньше помогала ему, но сейчас здоровье "не позволяет ей работать, она просто домохозяйка.
Гринев: Применяется ли наемный труд в мастерской Вашего отца?
Пауэрс: Нет.
Гринев: А где работал Ваш отец до перехода к сапожному ремеслу?
Пауэрс: Он работал много лет в угольных шахтах, до тех пор, пока авария не подорвала его здоровья и чуть не лишила его жизни.
Гринев: Из кого состоит семья Вашего отца?
Пауэрс: У меня пять сестер. Братьев у меня нет. В семье моих родителей живет мой дедушка.
Гринев: Можно ли считать, что Вы происходите из трудовой семьи?
Пауэрс: Да.
Гринев: Ваши сестры замужем?
Пауэрс: Да, все сестры сейчас замужем.
Гринев: А не можете ли Вы сказать, за кем они замужем, принадлежат ли их мужья тоже к трудовым семьям?
Пауэрс: Моя старшая сестра замужем за сапожником, он еще подрабатывает тем, что водит автобус в школу. Вторая сестра замужем за электромонтером, он работает на автозаправочных станциях. Третья сестра замужем за учителем - последнее, что я о нем слышал - он работал почтальоном. Четвертая сестра замужем за газетным работником в Вашингтоне. Кажется, он занимается продажей газет. Характер его работы мне точно неизвестен. Младшая сестра вышла замуж всего два месяца назад, и я не знаю, чем занимается ее муж.
Гринев: Имеет ли Ваш отец недвижимое имущество?
Пауэрс: У него есть ферма. Гринев: Как он получил эту ферму?
Пауэрс: Он унаследовал часть этой фермы от своего отца и выкупил другую часть у членов семьи.
Гринев: Имеет ли эта ферма товарное хозяйство, или она существует только для удовлетворения потребностей семьи?
Пауэрс: Она используется лишь для удовлетворения потребностей семьи в молоке, овощах и т. п. Отец ничего не продает.
Гринев: Товарищ председательствующий, родители моего подзащитного Пауэрса представили мне фотографии которые дают наглядное представление о том, как рос и жил Пауэрс, что представляют из себя мастерская и ферма его отца. Я прошу ознакомиться с этими фотографиями и приобщить их к делу. (Секретарь передает фотографии суду.)
Председательствующий: Товарищ Генеральный прокурор, у Вас нет возражений против приобщения фотографий к делу?
Руденко: Нет.
Председательствующий: Суд, совещаясь на месте, определил просьбу адвоката удовлетворить и приобщить эти фотографии к делу.
Гринев: Болели ли Вы в молодости и каково сейчас состояние Вашего здоровья?
Пауэрс: Я перенес обычные детские болезни, кажется, я болел дифтеритом, но это не отразилось заметным образом на моем здоровье. В настоящее время мое физическое состояние вполне удовлетворительно, но, естественно, я нахожусь сейчас под эмоциональной нагрузкой.
Гринев: Кстати, не можете ли Вы сказать, что за пятно у Вас на левой щеке?
Пауэрс: Это от рождения.
Гринев: Какое образование Вы получили?
Пауэрс: Я окончил колледж Миллиган близ города Джонсон-Сити.
Гринев: По какой специальности?
Пауэрс: Основными предметами были биология и химия.
Гринев: Работали ли Вы по найму во время учебы?
Пауэрс: Да, во время учебы мне приходилось мыть посуду и зарабатывать таким образом на учение. Во время летних каникул я выполнял любую работу, какая подвернется.
Гринев: Что вынуждало Вас на это?
Пауэрс: Мое обучение стоило довольно дорого, и мне хотелось внести свой вклад в расходы семьи, связанные с моей учебой.
Гринев: Принимали ли Вы участие в политической жизни вашей страны и принадлежали ли Вы к какой-либо партии?
Пауэрс: Нет, я не участвовал в политической жизни своей страны и ни к какой политической партии не принадлежал. Я даже никогда не принимал участия в голосовании на выборах. (Оживление в зале.)
Гринев: Бывали ли Вы когда-либо до 1 мая 1960 года в Советском Союзе и интересовались ли вообще когда-нибудь Советским Союзом?
Пауэрс: Нет, я в Советском Союзе до 1 мая никогда не бывал, политическими вопросами не интересовался; я больше интересовался научными достижениями Советского Союза. Думаю, что все мои познания о Советском Союзе я черпал из газет и журналов.
Гринев: Из Вашего объяснения видно, что Ваш отец хотел, чтобы Вы стали врачом. Почему же Вы не выполнили его желания, а поступили в военно-воздушные силы?
Пауэрс: Отец хотел, чтобы я стал врачом, но я считал, что подобная деятельность мне не подходит. Кроме того, это требовало, чтобы я гораздо больше учился, и стоило бы дороже. Окончив колледж Миллиган, я приближался к тому возрасту, когда призывают в пехоту. Не знаю, когда бы меня призвали, но это, вероятно, произошло бы через несколько месяцев после окончания колледжа. Трудно получить хорошую работу, когда ты допризывник, никто не хочет тебя брать, потому что работа будет очень быстро прервана из-за твоего призыва в армию. У меня была временная работа в летнее время в службе спасания на воде. Когда я покинул эту работу, то, вместо того чтобы ждать, когда меня призовут в пехоту, решил добровольно поступить в военно-воздушные силы, так как всегда интересовался авиацией.
Гринев: Каковы причины, побудившие Вас поступить на работу в Центральное разведывательное управление? Была ли это Ваша инициатива?
Пауэрс: Нет, ко мне первыми обратились с этим предложением. Когда окончился срок моей службы в военно-воздушных силах, я хотел получить работу на какой-нибудь гражданской воздушной линии, но в это время мне уже было слишком много лет, чтобы меня могли принять в гражданскую авиацию. Мне предложили работу в Центральном разведывательном управлении с жалованьем, равным жалованью первого пилота гражданского самолета. Я подумал, что мне просто повезло, и был счастлив, что могу получить такую работу.
Гринев: Брали ли Вы на себя перед Центральным разведывательным управлением какие-либо дополнительные обязательства после подписания с ним контракта?
Пауэрс: Нет, я должен был выполнять только обязанности пилота. Чтобы заполнить время между полетами, я выполнял функции офицера по безопасности в полетах: распространял соответствующую литературу, вел работу среди других офицеров.
Гринев: Что Давала работа в Центральном разведывательном управлении в материальном отношении?
Пауэрс: Это дало мне возможность расплатиться с долгами, довольно хорошо жить и сберечь деньги на будущее. Я рассчитывал на эти сбережения купить дом и, может быть, начать какое-нибудь собственное дело, чтобы не зависеть от родителей.
Гринев: При каких условиях Вы могли получить дополнительное вознаграждение по контракту?
Пауэрс: Было договорено, сколько я буду получать в месяц. Однако согласно контракту я не получал каждый месяц всю сумму денег на руки. Определенная часть моего жалованья откладывалась, с тем чтобы быть выплаченной после успешного завершения задания.
Гринев: Какую должность Вы занимали в подразделении "10-10"?
Пауэрс: Должность пилота.
Гринев: Выполняли ли Вы какие-либо руководящие или административные функции?
Пауэрс: Нет, я был только пилотом.
Гринев: Летали ли Вы до 1 мая над территорией СССР?
Пауэрс: Нет, полет 1 мая был единственным.
Гринев: Ставили ли Вас в известность или советовались ли с Вами о программах разведывательных полетов над территорией СССР?
Пауэрс: Нет, ни о каких программах полетов я не слыхал.
Гринев: Знакомили ли Вас со специальной аппаратурой, установленной на самолете "У-2", и устанавливалась ли она в Вашем присутствии?
Пауэрс: Нет, я никогда не видел специального оборудования, не видел, как его устанавливают, как его монтируют и демонтируют. В моем присутствии это никогда не делалось. Все, что я знаю о специальном оборудовании,- это то, что необходимо следовать инструкции, в которой указывались все необходимые действия.
Гринев: Ставили ли Вас в известность о результатах разведывательных полетов?
Пауэрс: Нет, я никогда не слыхал о результатах этих полетов. Я не знаю, срабатывала аппаратура или нет, если это не указывалось специальными индикаторными лампочками в кабине пилота. В тех беседах, которые проводились после полетов, мне никогда не говорили о результатах полетов.
Гринев: В одном из своих показаний на предварительном следствии Вы указывали, что при последнем продлении контракта у Вас были некоторые колебания и что Вы жалеете, что продлили этот контракт. Не скажете ли Вы, что явилось причиной колебаний и что послужило основанием для продления контракта?
Пауэрс: Причину, почему я колебался, трудно объяснить. Одна из причин состояла в том, что работа была очень напряженной. Мной владело трудно объяснимое чувство. Мне не нравилось то, что я делал. Если бы я мог найти хорошую работу - а у меня не было на это времени,- то я нашел бы другую работу и не продлил бы контракта.
Гринев: Почему Вы жалеете теперь о продлении контракта?
Пауэрс: Потому что положение, в котором я сейчас нахожусь, не очень-то хорошее. Я не очень-то много знаю о том, что произошло на свете после моего полета 1 мая. Но я слыхал, что в результате моего полета не состоялось совещание в верхах и что был отменен визит президента Эйзенхауэра в Советский Союз. Полагаю, что произошло усиление напряженности в мире. Я искренне сожалею, что я был причастен к этому.
Гринев: Не можете ли Вы сказать, в чем заключалась тяжесть Вашей работы?
Пауэрс: Длительность полетов и тяжесть снаряжения, которое приходится носить пилоту на себе. Разрешите, я приведу типичный пример такого полета. За два часа до взлета на пилота надевается шлем-маска, которая сидит очень плотно на шее; пилот должен дышать кислородом в течение двух часов, чтобы уменьшить содержание азота в крови. Потом надевается соответствующий костюм - надеть его помогают один или два человека,- затем пилота везут к самолету. Персонал помогает ему пристегнуться к сиденью. Все это происходит за два часа до вылета, а сам полет обычно длится восемь-девять часов. Костюм весьма плотно облегает тело, вокруг шеи имеется герметическое пробковое кольцо, которое плотно прилегает, оставляя соответствующий след на шее. И так как в кабине все-таки приходится делать какие-то движения, а костюм весьма плотно стянут, то это оставляет потертые места и ссадины. В костюме имеются прорезиненные полости, и эти полости под давлением прилегают к телу. Они плотно прилегают к коже и вызывают усиленное потоотделение. Два часа до вылета и в течение 8-9-часового полета пилот не имеет возможности ни пить, ни есть. И когда пилот после подобного полета приземляется, то состояние его весьма неважно, организм обезвожен. Обычно к концу подобного полета пилот так изможден, что ему помогает совершить посадку по радио специальная подвижная установка. Ведь пилот, находясь в изможденном состоянии, может при посадке совершить ошибку. Имеются также правила, установленные медицинским персоналом. По этим правилам пилот не имеет права на новый полет в течение двух дней. Это относится к любому типу самолетов, даже к тренировочным. Врачи считают пилота умственно и физически неспособным производить второй полет, если не пройдет по крайней мере двух суток после предыдущего вылета. Подобные полеты влекут за собой определенные последствия. Когда дышишь 100-процентным кислородом, а также набираешь высоту или спускаешься, внутреннее ухо наполняется кислородом. Во время сна организм пилота всасывает этот кислород, и в голове образуется пояс низкого давления, что очень неприятно. В результате - сильные головные боли и боль в ушах. Вот приблизительно все.
Гринев: Спрашивал ли у Вас полковник Шелтон согласия на полет 1 мая, или это указание было дано им в категорической форме?
Пауэрс: Это было задание, на которое я должен был пойти, и меня не спрашивали, хотел я лететь или нет. Двое из нас готовились к полету, и я не знал, кто из нас полетит.
Гринев: Могли ли Вы отказаться от выполнения этого задания?
Пауэрс: Нет, я не мог отказаться. Это был приказ. Мои коллеги считали бы меня трусом. Кроме того, я думаю, отказ считался бы несоблюдением контракта, невыполнением контракта.
Гринев: Что Вам предписывалось делать в случае вынужденной посадки самолета?
Пауэрс: Мне было сказано, что возможность вынужденной посадки маловероятна. Я верил в самолет. Мне также говорили, что полет вряд ли может быть прерван. Повторяю. Мне было сказано, и я верил, что, за исключением технической неисправности, не могло быть причины, по которой полет самолета мог бы быть прерван. Мне было сказано, что, в случае если откажет топливо или откажет кислородный прибор, я должен уничтожить самолет и, если представится возможность, с помощью той экипировки, которая была мне выдана, покинуть самолет.
Гринев: Как Вы чувствовали себя во время этого полета?
Пауэрс: Физически я себя хорошо чувствовал, здоровье было хорошее, но сама идея, сама мысль этого полета мне не нравились. Я очень нервничал. Трудно объяснить почему, но я нервничал, был в состоянии напряжения и боялся. Меня одолевало чувство страха.
Гринев: Оказали ли Вы сопротивление при задержании и намеревались ли Вы вообще оказать сопротивление?
Пауэрс: Нет, сопротивления я не оказывал и не намеревался оказывать.
Гринев: Как к Вам отнеслись при задержании и впоследствии?
Пауэрс: Гораздо лучше, чем я ожидал. (Оживление в зале.) Очевидно, когда меня впервые увидели, то не подумали, что я иностранец. Когда я приземлился, мне помогли погасить парашют, помогли снять шлем. Я попытался объясниться, и они, естественно, решили меня задержать. По дороге, когда, очевидно, меня везли к властям, я попросил попить. Машину остановили и дали мне воды. Мне также предложили сигареты. Мы пытались беседовать, но друг друга не поняли. Мне кажется, что я понял слово "Америка" или "американец" и дал понять знаками, что я американец. Думаю, что они это поняли. Когда меня привезли - я не знаю, как называлось то учреждение, где были власти, - я пожаловался на головную боль, ибо я ударился головой, когда был сбит самолет. Был вызван врач. Он осмотрел голову и оказал необходимую помощь. У меня были царапины, ссадины на правой ноге. Пытались со мной беседовать на немецком языке, но я не понимаю по-немецки. Оттуда меня повезли в Свердловск. Там был переводчик, мне дали воды, и я ответил на несколько вопросов. Из Свердловска меня привезли сюда и на протяжении всего этого времени со мной очень хорошо обращались.
Гринев: Являются ли данные Вами показания искренними и правдивыми?
Пауэрс: Да, но я не могу ручаться за те предположительные утверждения, которые я делал. Иногда я высказывал свое мнение или просто излагал предположение по тому или иному вопросу.
Гринев: Как Вы сейчас относитесь к своей работе в Центральном разведывательном управлении (оживление в зале) и понимаете ли Вы, какую опасность представлял Ваш полет?
Пауэрс: Да, сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше. Сначала я колебался, продлить ли мне контракт или нет. Я не хотел продлевать контракта. Будь у меня работа, я бы его не продлил, так как я сейчас немного знаю о последствиях моего полета. Правда, всех последствий я не знаю. Несколько минут тому назад я упоминал о срыве совещания в верхах и увеличении напряженности в мире. Искренне сожалею, что причастен ко всему этому.
Гринев: У меня сейчас нет больше вопросов.
Председательствующий: Объявляется перерыв до 10 часов утра 18 августа.
Заседание закончилось в 17 часов 10 минут.
|
|