1. Литературная политика национал-социализма
Общественная значимость и влияние фашистской литературы часто недооценивались. Это вполне понятно. Литература ясно выраженного фашистского характера до сих пор существует только в зачатках, и формально-художественный уровень ее весьма низок.
Все же было бы серьезной ошибкой легкомысленно отмахиваться от фашистской идеологии и литературы, отделываясь критикой и насмешками над ее фразерством и эклектизмом. В конце концов, сейчас это официальная идеология в Германии, и утверждать, что фашисты ничего не сделали для того, чтобы внедрить ее в массы, значило бы просто отказываться от внимательного изучения своих злейших врагов.
С момента захвата власти национал-социалисты развернули лихорадочную деятельность на культурном фронте, в частности на литературном. Перечислим суммарно основные мероприятия:
Учреждение всегерманского министерства пропаганды с Геббельсом во главе; назначение комиссаров по делам культуры; обеспечение фашистского большинства во всех культурных организациях (вплоть до шахматных ферейнов! ); создание больших "союзных" или сословных культурных организаций; полная ликвидация свободы печати; разгром враждебных издательств; аресты пролетарских и лево-буржуазных писателей, сопровождавшиеся гнусными истязаниями и пытками; поход на книгу с аутодафе, черными списсками и витринами "вредной книги"; "реорганизация" прусской творческой Академии (Dichterakademie); передача верховного контроля над литературой в руки студенчества; -все это свидетельствует об огромной серьезности, с какой германские национал-социалисты подходят к вопросам литературной политики. Они установили контроль над всеми культурными организациями, вплоть до самого маленького литературного клуба, самой тщедушной провинциальной газетки, самого мелкого деревенского театрика. Они все решительно реорганизовали, "почистили", "приспособили" - до последнего уголка!
Очистив место, фашисты изо всех сил стараются наладить строительство (вернее, лжестроительство).
Началось с усиленного ухаживания Геббельса за художниками. В большой принципиальной речи об искусстве, произнесенной 8 мая, он буквально умолял художников, - даже стоящих пока что в стороне, - ради бога не считать фашизм чем-то преходящим и кратковременным, но рассматривать его, как "событие, которое послужит импульсом и даст зарядку, быть может, трем-четырем поколениям германских художников". Он делал им самые заманчивые предложения:
"Для нас искусство - не времяпрепровождение. Мы к нему относимся с глубочайшей серьезностью. Мы вам протягиваем открытую ладонь, хлопните по ней, и вы преобретете друзей; мы надеемся, что когда-нибудь вы нам будете так же обязаны, как мы вам.
Для нас слово приобрело новую значимость: да идет поэт с королем! Да идет поэт с государственным деятелем! Тогда мы увидим такой расцвет германского искусства, какого мы сейчас и представить себе не можем".
Золотые речи! Грандиозные посулы! Не хватает сущего пустяка - нового искусства...
О судорожных усилиях НСРПГ наладить "литературное строительство" свидетельствует также специализация в издательском деле. Имеется уже несколько десятков националистских и национал-социалистских издательств, проводящих между собой своеобразное разделение труда. Так например, издательства Шталлинг и Шлиффен специализировались на "общих прусско-германских чувствах", издательство В.И. Корн взяло патент на "прусский дух в его надвременной основе"; издательство Фурхен - на "внедрение христианства в нацию", издательство "Тат" - на "привлечение новых сил к коллективной ответственности" и т.д. Целые книжные серии на все цены, многочисленные журналы, объемистые фельетоны и литературные приложения - все эти литературные средства пущены в ход для "культурного" строительства германского фашизма.
Но еще до захвата власти Гитлером, дела национал-социалистских издательств шли из рук вон плохо. Те читательские слои, которые составляли основную базу НСРПГ - сильно обедневшая и пролетаризированная мелкая буржуазия и люмпен-пролетариат - не имели денег на покупку национал-социалистской литературы и, кроме того, предпочитали ей бульварные и уголовные романы. А буржуазный писатель, если он хоть немного ценил литературную "традицию", "культурность" и качество, ставил вопрос так: "Что эта книга, только националистская, или ее и читать можно?" И убеждался, что читать ее нельзя. Казалось бы, что под впечатлением "успехов национальной революции", под перекрестным огнем государственно-монополизированной пропаганды, чудовищным потоком грязи изливающейся над страной, читательская масса должна была сильно вырасти количественно. Судя по работе библиотек, книжных магазинов и киосков, любителей националистской литературы все еще сравнительно немного.
2. Фашизм в роли литературного монополиста
Фашистская - в широком смысле слова националистская - литература сейчас единственно господствующая, единственно легальная в Германии. Но и до пожара рейхстага единственно господствующей была буржуазная литература, - хотя и включая лево-буржуазную. Пролетарская литература вела в лучшем случае полулегальное существование. В чем же основное различие с прошлым?
В том, что национал-социалисты установили открытую диктатуру в области литературы на началах централизованной монополии, и в том, что именно благодаря диктаторскому насилию у самых широких народных масс разрушена иллюзия, будто искусство - явление "нейтральное", "надпартийное", "не политическое", ничего общего не имеющее с суровыми буднями классовой борьбы.
Развенчание иллюзий вовсе не ограничивается литературой и искусством. В период, когда НСРПГ грубо разрушает все организации и экспроприирует права рабочего класса, когда она уже не может поддерживать версии о "парламентаризме" и "демократии", а следовательно не может разводить болтовни о "демократических" свободах и равенствах, ей приходится, конечно, отказаться и от тезиса о "свободе искусства". И Геббельс совершенно недвусмысленно заявил, что "национальная революция" требует от художников "прямого подчинения".
Тот же Геббельс высказал еще более общее положение об искусстве в целом:
"Сущность этого революционного движения (НСРПГ) есть определяющий момент, который будет определять собою и германское искусство (!!)... Искусство тенденциозно". ("Дер Ангриф" от 9 мая.) Итак, буржуазия устами фашистов вынуждена признать, что "самостоятельность" и "независимость" искусства - простая фикция. Литература должна служить исключительно интересам капиталистов и их приспешников. В этом признании и оценка фашистской литературы. "Тенденция" - если употреблять это понятие в том толковании, какой она получила в литературной теории и практике оппозиционной буржуазии, - обозначает "внехудожественное" (политическое, моральное и т.д.) содержание, включаемое как элемент, "чуждый искусству", в "чистую самоцельность" произведения. Пролетарские писатели отвергают всякую "тенденцию" - им не нужно вносить в изображение действительности какие-либо "идеалы" извне, перед ними не стоит дилемма "чистого" или "тенденциозного искусства". Но они не отрицают партийности своей литературы, - партийности для пролетариата, единственно революционного класса, общие интересы и сознание которого не противоречат, а созвучны развитию общественных производительных сил: следовательно, единственного класса, которому доступно реалистическое изображение объективной действительности и ее движущих сил. "Тенденция" же противоречит объективному изображению действительности. Провозглашая тенденциозность своей литературы, они признаются в том, что раз навсегда вынуждены отказаться от реализма в художественном изображении.
Отсюда - неизбежно низкий уровень фашистской литературы как по содержанию, так и по форме.
3. Писатели "Третьей Империи"
Литературоведческий авторитет фашизма- семидесятилетний "ученый-народник" Адольф Бартельс. Долгое время он не столько был приверженцем партийного национал-социализма, сколько "народнического" течения германского национализма. За последнее время он сделал решительный шаг "вперед". Он сам себе вменяет в величайшую заслугу то, что "первый провел " четкую грань между немецким и еврейским творчеством". Он первый выдвинул в своей "Истории литературы" нелепый тезис, подхваченный германским студенчеством: "Еврей не может быть немецким поэтом". На этом основании Бартельс - по его собственным словам - "просто опустил всех пишущих по-немецки поэтов и писателей-евреев" (!), начиная с Гейне. Даже буржуазные литературоведы единодушно отрекаются от него, но в глазах фашистов он такой же гений, как Гитлер, только поменьше. Близ Лейпцига организован специальный архив имени Бартельса. В газетах печатаются обращения к читателям с просьбой присылать архиву письма, стихи, статьи, критические заметки Бартельса, о Бартельсе, для Бартельса. Весь материал будет обрабатываться для помещения в "Ежегодниках Бартельса".
Среди фашистской писательской гвардии нет ни одного мирового имени, ни одного выдающегося дарования. Основная продукция современной фашистской литературы вышла из-под пера людей, которым до захвата власти Гитлером никак не удавалось печататься или хотя бы снискать популярность в узком читательском кругу. Утверждения фашистской прессы, будто они "влачили существование париев", будто их "систематически замалчивали" - конечно, чистейший вздор, потому что и до Гитлера репрессии в отношении печати применялись в Германии односторонне, с сильным креном влево. Кроме того и тогда уже существовали национал-социалистические издательства.
Отсутствие талантов настолько катастрофически дает себя знать, что фашистские правители зачастую якшаются с самыми сомнительными элементами, - только бы это были писатели. Резко обрушиваясь при каждом случае на "февральских националистов" и "конъюнктур-литераторов", они тем не менее приняли в президиум "Шуцфербанда" такого ненавистного им писателя, как Макс Бартель, и халтурщика-порнографа Г.Г. Эверс. Этот субъект фабрикует сейчас вдохновенные романы в честь Хорст Весселя, включается в травлю евреев, между . тем как еще несколько лет назад он прославлял в своих книгах пацифизм и утверждал, что только еврейская раса - ровня германской.
В этой бесталанной компании посредственностей и халтурщиков следует отметить группу так называемых "новых националистов" (Беймельбург, Двингер, Гейнц, Гильшер, Юнгер, Шаувекер и др.). Это относительно более успевающие среди правых писателей, обладающие некоторым дарованием. На беду эти "новые националисты" - не стопроцентные гитлерианцы (отчего, конечно, вещи их не становятся менее опасными), они колеблются между кругами Отто Штрассера и Фердинанда Фрида (журнал "Tat"), т.е. между Гитлером и Гугенбергом. Возможно, что именно поэтому в состав Творческой Академии введен только Беймельбург.
Из стопроцентных фашистских писателей стоит назвать следующие имена:
Ганс Иост, родом из старой крестьянской семьи, начавший свою карьеру мелким служащим у нынешнего епископа Германии Бодельшвингера; затем он кончил медицинский факультет, а теперь - драматург Государственной драмы, модный сочинитель пьес и член Творческой Академии. Ему принадлежит бесчисленное множество романов и драм - всегда на один и тот же сюжет: одиночка восстает против несправедливости и жертвует собою во имя идеи нации (на ту же тему написана его последняя драма "Шлагетер", на которую возлагали большие, но, увы, не оправдавшиеся надежды). Ганс Иост фанатический ненавистник "высокомерия теоретического интеллекта", правоверный сын церкви, поэт "милостью божьей, а не по профессии". В пьесе "Шлагетер" имеется такая фантастическая фраза: "Когда я слышу слово "культура" я спускаю предохранитель своего браунинга".
Пауль Эрнст, тоже член Творческой Академии, умерший несколько недель тому назад. Сперва социал-демократ, - затем свирепый "марксоед".
Ганс Гримм, прусский офицер до последней застежки, автор одной из популярнейших книг "Народ без места". И он в Творческой Академии. В своем романе, действие которого происходит главным образом в Южной Америке, он пытается отобразить "невыносимую судьбу" немцев, не находящих себе угла в мире. Иначе говоря, автор воспевает и мотивирует в художественной форме экспансионистские тенденции новогерманского империализма. Роману нельзя отказать в известных художественных достоинствах. Его последняя книга "Поход капитана фон-Экерта" - сплошной дифирамб "обесславленному немецкому солдату, без которого наше историческое наследие было бы давно проиграно и пущено, на ветер".
Рудольф Паульсен, принадлежащий к течению О. Линде - "Харон", отвергает "целевое и проблемное творчество". По его мнению, основой творческого метода художника должны быть даже не впечатления, переживания или настроения, а "извечные инстинкты" (!!), извечный голос "крови".
Для полноты картины отметим такие имена, как Блюнк, Гризе, Кольбенгеер, Веснер и Шефер. Вот и все, кого стоит назвать при снисходительной оценке. Остальные с успехом укладываются в рубрику "и др.".
В итоге - перед нами сборище ничтожеств, в лучшем случае - посредственностей. Фашистские хозяева, вероятно, сами не обманывают себя иллюзиями. Иначе непонятны были бы настойчивые, почти истерические приказы о помощи, с какими Геббельс обращался к художникам, и почему за последнее время фашисты стали ухаживать даже за такими писателями, которых они еще недавно, сжигая их произведения на кострах, обзывали "зараженными либерализмом и марксизмом". А если верить слухам, они даже отправляют за границу тайных посланцев, чтобы осторожненько завязать переговоры кое с кем из писателей-эмигрантов.
4. Основные идеологические черты фашистской литературы
Как понимают фашистские теоретики процесс художественного творчества? Национал-социалисты выступают в этом пункте преемниками старой романтической теории искусства, т.е. резко подчеркивают мнимую обусловленность художественного творчества "интуицией", "вдохновением свыше" и тесную связь "искусства с религией, эстетического переживания с религиозным".
К этому романтико-религиозному моменту присоединяется момент расовый. Поэтому, по национал-социалистской "теории", может быть только человек "благородной", "чистой" (германской) расы, с сознанием "определенности своей крови", человек, творящий "из крови".. Так, один критик пишет об упоминавшемся нами поэте Паульсене, что его творческий путь - "мучительный путь одухотворения кровных определенностей человека", что "в душе его тьмой нависает тайна германской крови". Такая "теория" выводит художника за пределы человеческого, реального. Он недосягаемо высоко стоит над "необработанной, неоформленной массой", превращается в "жреца и пророка", в "настоящего мистагога" (буквальное выражение Бена!!), в "провозвестника, осуществляющего свое признание художника с благочестием старогерманского ремесленника" ("Фелькишер беобахтер" о Пауле Эрнсте).
Из этого тумана, из этой липкой каши предчувствий, инстинктов, влечений вытекают основные моменты, характеризующие фашистское "искусство": национализм,, лжесоциализм, расовая теория, универсализм, иррационализм.
Ошибкой было бы думать, будто "новое" в фашистской идеологии сводится исключительно к повторению старых идеологических направлений. Это значило бы итти на уступки тому популярному представлению, которое социал-демократия продвигала и словом и делом на протяжении ряда лет, - будто современное фашистское государство - это реакционное государство в духе старого самодержавно-феодального режима или вильгельмовской империи, будто фашизм в политическом и идеологическом отношении ограничивается реставрацией прошлого.
Отождествлять фашизм с реставрацией нельзя уже потому, что политические и идеологические методы борьбы, достаточные в свое время для защиты капитализма, сейчас, в момент глубочайшего циклического кризиса, совершенно недостаточны для "обуздания" революционного пролетариата.
Гитлер "усовершенствовал" методику обморачивания масс, он приспособил старые идеи к "запросам современности", к требованиям своих приверженцев. Для этой же цели служит своеобразная аранжировка идеологического материала. Если в идеологии фашизма мирно уживаются национализм и лжесоциализм, то этот эклектизм - красной нитью проходящий через все мировоззрение национал-социализма - точно отражает все противоречия классового положения тех слоев, которые идут за национал-социалистами.
а) Национализм. Национализм, отвечающий современной стадии монополистического капитализма с его таможенными войнами и стремлением к автаркии, - идейный стержень экспансионистских тенденций империализма, его вооружений и прочих видов подготовки войны, - разумеется самая основная и характерная черта фашистской идеологии. Проповедь национализма - основная задача фашистской литературы. Это - "национальное", "истинно-немецкое" творчество. Не искусство для искусства, а "искусство на службе народности", "народно-реалистическая" (!!) литература (Крик).
Но ошибкой было бы думать, будто все дело в воскрешении патриотической литературы вильгельмовских времен. Никто и не собирается вытаскивать из нафталина и копировать хотя бы Эрнста фон Вильденбруха, восторженного певца княжеских и особенно гогенцоллерновских кровавых подвигов. Фашистские литераторы единодушно отвергают довоенную националистическую литературу. "Она только и знала, что "ура" да "с богом за короля и отечество", - пишет национал-социалистский критик Гольбаум. Он говорит о "толстокожем патриотизме "Королей" Ганса Мюллера", о казенном национализме, зажатом в узких границах государства, отстающего от идеи народности.
Уж чего яснее. Фашистские писатели всеми силами постараются способствовать идеологической подготовке войны, - да в таких масштабах, что какой-нибудь Вильденбрух или Ганс Мюллер покажется по сравнению с ними невинным агнцем. Их задача состоит в том, чтобы сервировать национализм под специфическим соусом фашистского мировоззрения, с гарниром из социальной демагогии, революционно-социалистической шумихи и романтически-мистически-антисемитской подмазки. Нечего и говорить, что в такой мешанине из национальной героики и варварски-тупого антисемитизма, приправленной самой мрачной мистикой и социальной фразеологией, не только гибнут последние остатки реалистического отображения действительности, но и с формальной стороны, вместо художественного произведения, получается скучный, фальшивый и расплывчатый штамп.
б) Лжесоциализм. Антикапиталистические настроения в мелкобуржуазной и пролетарской среде заставляют фашизм использовать лжесоциализм, как идеологический элемент (кровавейшая февральская контрреволюция тоже действовала под лозунгом "национальной революции"). В фашистской литературной теории капиталофильская установка национал-социализма маскируется фикцией борьбы - и борьбы ожесточенной - против отвечающей определенному этапу капиталистического развития идеологии либерализма (национал-социалисты вдобавок отождествляют его с индивидуализмом и марксизмом!!). Так создается иллюзия революционности фашистского движения. Вот почему Геббельс говорил в своей большой речи об искусстве:
"Сущность этого революционного (фашистского) развития состоит в том, что индивидуализм разгромлен, низведен с трона - и место индивидуума и его обожествления заступает народ и его обожествление".
Центральный тезис фашистского литературоведения сводится к тому, что вся послевоенная литература - литература декадентская и глубоко упадочная, зараженная индивидуализмом и либерализмом. Это дало фашистам возможность превозносить свою литературу, называть ее новой, некапиталистической, антикапиталистической, революционной и говорить о "национальной революции" в литературе.
Забавно, до какой степени логика покинула национал-социалистских литераторов в этих потугах подлакироваться под революцию. Иост, например, который тоже твердит об "очевидном до ужаса упадке" литературы за последние годы, относит к "либералистско-еврейской" литературе (под более широкой рубрикой "культурбольшевизма") бульварные и уголовные романы и все книги, в которых изображается "блеск богатства, сытая жизнь, как прекраснейшее проявление человеческого бытия" - наконец, "советский тенденциозный роман". Во всех этих произведениях, по его мнению, слишком большой упор делается на "ценности материальных данностей". Это и есть литература упадка, "культурбольшевизм". Образцом подобной подтасовки понятий служит роман Феликса Римкастена "Бонза", где автор рисует путь социал-демократа от рядового члена партии до буржуазного государственного деятеля и приходит к выводу, что все марксистское рабочее движение существует на потребу отдельных карьеристов.
Это старание национал-социалистов прикинуться радикалами и даже революционерами доходит до того, что они говорят и о падении литературных форм и традиций, и обещают "радикальное обновление". Так, Шаувекер вещает:
"Застывшие литературные формы - роман, комедия, новелла - находятся в состоянии распада. Письмо, диалог, дневник, информация, отчет - вот те литературные формы, в которых хочет найти свое разрешение кружащийся образ нашей жизни".
Сам Шаувекер уже использовал эти "новые" средства искусства (т.е. по существу - метод репортажа) в своей книге "Одинокая Германия". Это роман-репортаж о Германии к концу войны, причем Шаувекер совершенно исказил этот метод, который уже успел оправдать себя, как мощное оружие пролетарско-революционной литературы. Шаувекер националист и - значит - иррационалист ("все только чуют - никто не знает; всякое знание обман - порукой служит чутье"), и поэтому его репортаж построен на иррационалистской основе, композиция романтическая, действие идет рывками, - весьма неудачная смесь.
Вообще о "национальном радикализме" пока еще говорится в теории, в литературной практике его почти не видно. Гораздо чаще мы встречаем момент "социальный", "социалистический", "народный", проповедь "завоевания немецкого рабочего для Германии". Отсюда и тематика и творческие приемы. Основная тема, по заказу Геббельса, - "добродетель единения и товарищества"; это и есть "новый" социализм!
в) Расовая теория. Расовая теория занимает огромное место в фашистской художественной литературе.
Вот три лакомых кусочка, по которым читатель почувствует вкус всего блюда.
В романе Генриха Герна, "Мойра", пароходу-люкс грозит гибель. Германцы "чистой расы" ведут себя мужественно, благородно и самоотверженно, - а все не-германцы эгоистично, трусливо, тщеславно, гнусно.
Фридрих Гризе повествует в своей "Хронике", как "где-то на востоке" целая деревня вместе с старым славянским родом гибнут от утомления крови, как господа фон Слава страдают под бичом расового вырождения", по приговору судьбы, "вынесенному на основании изначального закона крови".
Гергард Менцель в своей пьесе "Дальний Восток" объясняет последние события в Китае идейным (!!) столкновением между духом (!!) желтой и духом белой расы (!).
г) "Универсализм". Универсализмом, как определенной "системой", занимался главным образом венский профессор Отмар Шпанн. Он опирается на ультра-реакционную теорию государства романтика Адама Мюллера и на превратно понятые положения Гегеля. Он берег основной тезис "организационной" социологии, давно уже оставленной позади даже буржуазной наукой, по которому человеческое общество совершенно аналогично животному организму. Он утверждает, что целое возникло раньше части, важнее части, только целое реально. Исходя из структуры животного организма, он требует "органического членения" и для человеческого общества: прежде всего голова - "господство лучшего или лучших". Но так как это "не осуществимо непосредственно" и достижимо "лишь путем постепенного совершенствования", то такая аристократическая форма правления может быть осуществлена только "в сословном государстве".
Эту философию национализм присвоил себе целиком. Она служит главным оружием фашизма в его показной борьбе против либерализма и индивидуализма. На нее опирались, как на философский фундамент, проповедники "нации", "народного единства"; она применяется как противовес марксистской теории классов ("целое важнее классов").
То же учение об "органическом членении" общественного организма лежит в основе прославления фашистских "вождей", героизма и всего "строительства" фашистского сословного государства, т.е. грубейшего подчинения пролетариата власти капитала. И наконец универсализм - прекрасное средство для того, чтобы пропагандировать подчинение индивидуума "целому"; в случае войны это звучит так: "жертва отдельной личности ради целого". Впрочем Шпанн уже предусмотрел это. Вот что он пишет: "Таким образом, жертвуя собою на войне, люди жертвуют жизнью государству, не как средству жизни, но как носителю самой жизни. Жизнь приносится в жертву себе самой (!).
Кровь павших воинов - огневое лекарство для круговращения соков государственного организма" (!!).
Соответственно этой "теории" в романах Юнгера, Шаувекера и др. воспеваются геройская смерть за капитал и "радость жертвы" за государство.
Впрочем универсалистские тенденции красной нитью проходят по всей фашистской литературе. Возьмем наудачу хотя бы последний большой роман Пауля Эрнста "Счастье Лаубенталя". Это настоящий гимн средневековому ремесленничеству, феодальному сословному государству. Время действия - XVII век. За то, что обитатели Лаубенталя честны и довольны жизнью, за то, что в них живы "неподдельные, могучие народные силы", за то, что они верят в счастье, - оно их действительно посетило: открывается новая серебряная жила, все ремесла расцветают, кончены бедствия тридцатилетней войны. Мораль - будьте же, как эти ремесленники, смиренны, "преданы целому", "горды своей работой" и богобоязнены , доверяйтесь счастью, - и оно к вам придет. Вот к чему призывает Эрнст промышленных рабочих и безработных Германии!..
д) Иррационализм. Принципиальный иррационализм фашистской литературы, ее романтизм, мистицизм и оккультизм, систематическая подмена рассудка чувством, эмоциональными ценностями, предчувствиями, влечениями, мечтами и восторгами, - все это направлено к тому, чтобы убить в рабочем классе и мелкой буржуазии критицизм, отучить их мыслить, воспитать из них рабочий скот капитализма, мирящийся с любым ухудшением условий. В то же время в этих чертах отражается полная неспособность буржуазии распознать движущие силы общественного процесса в целом. На краю могилы, она сама у себя вырывает мозг и топчет его ногами...
Мы уже отмечали, насколько вся фашистская литература пропитана иррационализмом. Вместо дальнейших примеров мы предоставим слово теоретикам - без всяких комментариев, так как комментарии излишни.
Послушаем того же Геббельса.
"В форме этого конфликта (имеется в виду "национальная революция") развернулся процесс, который мы с глубокой скорбью должны определить, как таинство истории (!). Но зато оформилась новая романтика, проникнутая стальным трепетом" 1). Любопытно, что "национальный пафос", характерный для "новой романтики", Геббельс обнаружил только... в речах "единственной в своем роде плеяды национал-социалистских ораторов".
Но этот отказ от логического мышления, это фантастическое упрощение содержания художественных произведений и художественной пропаганды, еще не предел культурного ничтожества фашизма. Рекорд в этом отношении поставил Рудольф Тиль. Извлекая на помощь целые страницы из Ницше, он в своей книге "Поколение без мужчины" обрушивается на такие личности, как Шоу, Томас Манн, Стефан Георге, Зигмунд Фрейд и Ратенау, квалифицируя их, как духовных паралитиков за то, что они все еще верят знанию, а не воле. Вся книга - гимн ненависти к науке и знанию, апофеоз грубейшего инстинкта власти. Люди "недоказанного (!) и недоказуемого (!} грядущего", это - по Тилю - такие экземпляры, которые всегда будут находить предлог к "борьбе тел (!) и душ", которые будут - только это и есть "истинно по-немецки (!) - находить себя под грохот пушек" и будут чтить принцип: "нам нужна дисциплина, а не наказания". Для Тиля самая мощная фигура нашего времени - Освальд Шпенглер (мюнхенский ученый-националист, автор книги "Закат Европы") и "ранняя фиалка из грядущей флоры Цезарей" - Муссолини.
5. "Новые националисты" и "воинствующий национализм"
Относительно крупная роль, какую играют уже упоминавшиеся нами "новые националисты", заставляет нас отвести им отдельную главу.
Почти все эти писатели были активными участниками мировой войны; впоследствии они не могли ужиться в обстановке "гражданских будней" и бродяжничали - кто в черном рейхсвере, кто в бригаде Эрхардта, кто в отрядах "Балтикум", кто участвовал в капповском путче и т.д. Вкратце даем только две, наиболее характерные, биографии.
Беймельбург. Сын пастора, сейчас же после сдачи испытаний попал в окопы Западного фронта, где он - по его словам - за три месяца превратился из ребенка в мужчину. В 1917 г. получил чин лейтенанта, после войны почти все время оставался в армии, за исключением небольших перерывов для университетской учебы. Затем стал журналистом и писателем.
Фридрих Вильгельм Гейнц. Фронтовой офицер, командующий добровольческим отрядом, участник путча. Был замешан в аферах со взрывчатыми веществами. Затем - командир отряда штурмовиков.
Остальные члены этой группы также принадлежат к числу активных фашистов. Не диво, если в центре их произведений неизменно стоит война с внешним врагом или война гражданская. От писателей прошлого, воспевавших войну "патриотическую", "монархо-династическую", их отличают только некоторые "новые" нотки, о которых уже говорилось выше: мистицизм плюс метафизика плюс романтика; революционная лакировка (усиленное отрицание своей принадлежности к буржуазии и аристократии); героизм и универсализм.
Все они твердо убеждены, что с мировой войной, с решающим для нее переживанием фронта, началась новая эра - героическая эра солдата! Конечно, этот "час солдата" потребовал известной подготовки (до-гитлеровский период). Гейнц в своей книге "Нация идет в наступление" называет этот период "анархическим подготовительным этапом"; "зримый подвиг оружия" не был еще обусловлен "невидимой мощью идеи".
В тот же рог трубит и новоиспеченный член Творческой Академии Беймельбург в своих романах о войне - "Взвод Боземюллер" и "Солдат 1917". Правда, он бичует в них мировую войну, как "совершенную бессмыслицу", со всей возможной резкостью кляня "битву материалов"; по его мнению, лучше, когда люди умирают в борьбе лицом к лицу, а не от разрыва гранаты.
Такой же мистицизм отличает и других представителей этой группы. Еще один пример - Франц Шаувекер. Для него война - закон-природы , "провидение", больше того - "переживание" и "рок". В жестокости войны - ее "величие". Жизнь индивидуума, вплетенная в жизнь нации, ничто перед ней.
Среди новых "нео-социалистов" есть несомненно даровитые люди. И если, несмотря на это, их произведения в общем представляют собой нечто аморфное и весьма посредственное, - причина исключительно в материале, в методе. О такие темы, как культ солдатской романтики, идеализация убийства и насилия, об этот пафос "благородного варварства" должен, в конце концов, разбиться самый сильный талант.
6. Массовая литература
Пусть среди фашистских писателей нет мировых имен, но ведь не одни светила литературы оказывают своими книгами сильнейшее воздействие на массы. Дешевая массовая и бульварная литература, выходящая из-под пера анонимных и непритязательных сочинителей, выбрасываемая на рынок в десятках тысяч экземпляров, не упоминаемая ни в одной истории литературы-часто оказывала буржуазии куда более ценные услуги, чем официальная, признанная литература.
Фашизм пользуется этими невидимыми париями общественного мнения двояко.
Во-первых, для подготовки масс к войне. Германия сейчас буквально наводнена книжонками о войне и о солдатах. Вот пример, типичный для всей этой бульварщины, - утопия Акселя Александра "Бой над Берлином". Действие разыгрывается в 1945 г. Советский союз готовит решительный толчок к началу мировой революции. Мощные авио-отряды реют над Германией. Вмешательство итальянских и английских воздушных сил в последнюю минуту спасает Берлин, и "красный враг" разбит на-голову .
На другую разновидность массовой литературы возлагается такая задача: бороться с большевизмом "внутри страны" и превозносить национал-социализм. Например, "Бравый гитлеренок Квек" сейчас одна из популярнейших книг. Содержание легко предугадать: славный парень, бедняк-пролетарий, сходится с комсомольцами, но затем с ужасом отворачивается от этих "преступников" и "гнусного человеческого отребья" и переходит в ряды гитлеровской молодежи, где встречает одних чудесных ребят. Тут можно стоять навытяжку и слушать команду - одно удовольствие. В награду за послушание он скоро выдвигается в вожаки... Но коммуна предательски убивает его.
Трудно представить себе более примитивную мазню. Вот как, например, говорится о сыне голодающего безработного:
"Ему нравились шупо . Они напоминали о порядке, о дисциплине, о благопристойности, которыми полны старые книги".
Комсомолец изображается, конечно, в самых мрачных тонах, - национал-социалисты - в самых розовых. Книги этого типа выходят каждый день: "Штурмовик Тонне", "Знамя выше!", и наконец история Хорста Весселя, снова и снова!
Вот краткий обзор фашистской литературы от "тузов" до бульварных писак. Между ними, конечно, дистанция: не тот формальный уровень, не тот стиль, не та степень философской начитанности и т.д. Но все же эта дистанция сравнительно очень мала.
Произведение члена Творческой Академии и самый низкопробный бульварный роман одинаково обволакивают - тот же чадный туман глубочайшей безыдейности, та же лживость и аморфность. Они пропитаны тем же ядом.
Сбылся Марксов прогноз 1848 г.: или погибель в варварстве - или победа пролетариата.
Победа пролетариата! Это единственное средство ликвидировать фашистскую культурную чуму.
1) Как характерный образчик этой "новой романтики" назовем писателя из Восточной Пруссии Эрнста Вихерта, награжденного недавно учрежденной премией Раабе. В его романах и стихах неизменно фигурирует одинокая душа, окруженная уродливой, обезбоженной средой. И только безмолвное движение природы - девственной природы Мазурских озер и восточно-прусских лесов - может утолить тоску пламенеющего сердца. При помощи восхваления свободного бытия на лоне природы, жизни молодежи в лагерях и т.п. и противопоставления этой жизни "индустриальному рабству" города не только легко поймать известную часть рабочей молодежи на удочку реакционных идей (чем усиленно занимаются социал-демократы своими Wanderverem'ами); - вся эта романтика природы непосредственно служит пропаганде идей трудовой повинности, этого принудительного тягла на лоне природы".Назад
НСРПГ - Национал-Социалистическая Рабочая Партия Германии. В то время аббревиатуру переводили. Впоследствии писали обычно НСДАП (NSDAP) - по начальным буквам немецких, а не русских слов.
"Гитлеренок" - простой перевод немецкого "Hitlerjunge". Понять переводчика можно. Не так то просто дать перевод одним словом. Сейчас это слово обычно не переводят.
Другие статьи...